Одиннадцатого сентября в 8:30 утра у меня по работе была назначена встреча в южной башне с одним моим знакомым, который работал в сан-микросистемс кажется на 25 этаже южной башни всемирного торгового центра. Это встреча сулила много чего и стала наверное моей последнейй попыткой надеть деловой костюм в соответствии с дресс-кодом корпоративной Америки. Я провозился с подготовкой этого костюма до часу ночи, но несмотря на это посреди ночи проснулся от кошмара, в котором какие-то люди с замотанными арафатками лицами гонялись за мной в проходных дворах Козихинского переулка. Обычно сны куда-то пропадают через 5 минут, но этот сон, закрыв глаза, я могу увидеть до сих пор. После того как мне удалось от них удрать, я выскочил на Тверской бульвар в районе театра Пушкина и, облившись холодным потом, увидел надвигающуюся на меня белую, клубящуюся стену идущую от Пушкинской площади. Проснувшись, я, мучимый жаждой рассказать кому-нибудь этот сон, бросился звонить своему другу в Москву и проговорил с ним 2 часа.Заснув я под утро, я конечно проспал и поэтому услышал взрыв от первого самолета и наблюдал языки пламени и дым из первой башни не с 25 этажа, а из вестибюля второй башни у лифта. В каждой из башен работало 20 тысяч человек и еще 10 тысяч посетителей каждый день. Первый самолет врезался без четверти 9, и в это время половина народа была еще внизу, ожидая лифтов. Но все думали, что это несчастный случай и из второго здания никто уходить не стал. Все собрались у окон и смотрели как завороженные. А многие сели в лифт и поехали на работу.
Поняв, что мое интервью не состоится, я вышел на улицу и, не отводя глаз от этого поистине апокалипсического зрелища, успел пересечь площадь, когда я увидел как по второму зданию скользнула тень, раздался взрыв, и полетели какие-то обломки. Дальше я плохо помню что было, но я оказался на Чёрч авеню на приличном удалении, наверное метрах в трехстах от башен, а мой шикарный деловой костюм оказался почему то разорванным в клочья на разбитых в кровь коленях. Помню рядом со мной оказались пожарник огромного роста и китаец - продавец сосисок, которые у него в бешеных темпах раскупали люди с застывшими от ужаса лицами.
События такого масштаба человеческий разум вместить не может. Я видел, как прыгали из окон люди, спасаясь от огня. Почему-то никто не кричал. Я нагнулся, что бы прикурить у пожарника и сказал «This is a war”. Наши взгляды пересеклись и он, как будто проснувшись, совершенно спокойно сказал: «Oh yeah, this Is a war!” Мы явно оба подумали о том, как нашу жизнь переменит эта война, и какая это будет война. И в этот момент раздался истерический женский визг и крик множества людей. Я посмотрел вверх и увидел как антенны на крыше второго здания начали медленно двигаться вниз. Вранье, что там что-то взорвалось. Было ясно видно, что в месте пожара расплавились несущие конструкции и верхняя часть над пожаром как молотом разбивала этаж за этажом. Именно поэтому вторая башня и упала очень быстро - самолет влетел в нее довольно низко и конструкции не выдержали тяжести этажей выше пожара. А первая, в которую самолет врезался почти у самой крыши, горела довольно долго. И мне показалось, что я на самом верху увидел человека в первой башне, который стол у окна и смотрел, как падает вторая. И даже когда все заволокло дымом, я все равно видел его лицо и ладони на стекле. А я стоял внизу и слышал стук, когда эта махина ударяла по очередному этажу - дум,дум.дум, дум. Я стоял, слушал и думал - это хруст человеческих костей.А потом я увидел белую стену, которую я видел ночью во сне. И почувствовал, что я в ужасе бегу куда-то, но бегущий рядом пожарник, у которого я прикуривал, схватил меня за руку и втолкнул в какой-то подъезд. И там мы порвали мою майку и смочили ее водой и намотали на лица как маски. И тогда я пришел в себя и понял, что мы остались в живых. И мы пошли на улицу и стали вылавливать бродящих во мгле людей и отводить их в этот подъезд, где воздух был почище и была вода.
Я долго избегал ходить туда, хотя это место нельзя миновать когда едешь в Нью Джерси. И когда я там все-таки оказывался, то ничего не чувствовал. Но настроение все равно портилось. Это чертовски неприятно, когда ты ничего не чувствуешь. Только недавно на литургии, организованной на этом месте в память о маленькой греческой церкви, заваленной обломками падающих башен, я перестал прятать от себя эти воспоминания. А вот одно из действительно роковых для мест, напротив, через Гудзон, в Нью Джерси, куда нас отвезли вместе с теми, кто сильно надышался горелого пластика, действительно много лет возвращало меня туда, то ли на Тверской бульвар, то ли на Чёрч авенью, где двигалась эта белая стена, поглощавшая на своем пути все - дома, людей, солнце, ВСЕ. Именно там у подножия дурацкого памятника, где я сдавал кровь, и где я наконец осознал все, что произошло в этот день, начиная с моего звонка в Москву. Интересно, что было бы если б я не увидел этот сон.
