Originally posted by
alex_the_priest at веельзевул "повелитель мух"Весь деревенский ландшафт что вокруг нашего храма, покрыт множеством миниферм. Люди держат коров, даже по нескольку голов. Прибыток имеют: молоко, мясо, навоз. И всё бы замечательно, если бы не мухи.
Летом эти твари пасутся на улице, а с холодами перебираются к нам в храм. Собираются под куполом, образуя сверху отвратительные чёрного цвета пятна неправильной формы.
Зина, наша староста, периодически мух травит, потому утром, приходя на службу, перед нами предстаёт кафельный пол, точно ковром, усланный множеством малых чёрных комочков. Наши верющие вооружаются вениками и метут.
Мухи падают и во время службы. Одна из бабушек имеет багословение ненавязчиво, чтобы не отвлекать народ от молитвы, сметать маленькие трупики с солеи. Особенно с неё, иначе служить трудно. Очень уж противно.
У тёти Раи утро начинается с собирания мух в алтаре. Несмотря на возраст делает она это сноровисто, и как мне кажется, с удовольствием.
Я наблюдаю за её ловкими движениями:
- Мерзость. Да, тёть Рай?
- Не то слово.
- Представляешь, что вычитал. Был один такой странный художник по имени Сальвадор Дали. Так вот он, говорят, раздевался голым, и ждал когда его потное тело облепят мухи. Те бродили по нему во множестве, и каким-то образом вызывали у художника порыв к творчеству. Тот вскакивал, бежал к мольберту и творил очередной бесценный шедевр.
- Ишь ты. - Качает головой тётя Рая, и тут же вспоминает: - Мы с Лёней расписались в начале шестидесятых. Он как раз вернулся со срочной службы в морфлоте. А служил он в спасателях. Много чего рассказывал, но самое страшное, по его словам, было поднимать на верх тела моряков, погибших на подводной лодке. Лодка лопнула и много ребят потонуло.
Домой вернулся и думал, что страшнее чем пришлось повидать, не увидит. А у нас в деревне, значит, что получилось. Парнишка утонул. Его долго искали и никак не могли найти. Потом всплыл-таки, но тело дюже попортилось и было поедено рыбами. На труп накинули кусок старой сетки и подтощив к берегу затолкали в мешок. так в мешке его потом и хоронили.
И вот уже на кладбище, когда гроб опустили в могилу, кто-то и говорит:
- А нехорошо парнишку-то связанным хоронить, да ещё и в мешке. Надо бы чтоль хоть мешок разрезать. А то не по-людски это как-то.
Стали решать, кому лезть в могилу, открывать гроб и разрезать мешок. Все отказывались, а мой Лёня вдруг согласился. Налили ему, значит, стакан водки. Он обвязался верёвкой, взял ножик, опрокинул стакан и прыгнул вниз. Сверху за верёвку держался дружок его Вовка. Мы все отошли от края могилы, кроме мамки, конечно.
Сперва было слышно как Лёня кряхтел и матерился. Потом раздался звук разрезаемой плотной ткани и немедленно принялся распространяться лёгкий тошнотворный запох гниющего покойника. И вдруг, точно небо заволокло. Над нами появилось облако больших чёрных мух. Откуда они появились, я не знаю. Только было их ужасно много. Чёрная туча обрушилась в могилу и мы услышали как закричал Лёня:
- Тащите меня!
Вот уж, батюшка, что я увидала, так увидала. Лёня весь от макушки до ботинок покрылся мухами. Лицо, щёки, губы... весь. Вылез из могилы и так с криком по кладбищу и побежал. Страсть-то какая, не передать! Ему тут же ещё один стакан налили, он его точно воду без закуски и выпил.
С тех пор Лёня на пОминках, куда бы не приходили к еде не прикасался. Никогда. Стакан выпьет, хлебом занюхает и уходил.
А так чтобы мухи и в удовольствие. Нет, батюшка, такого не помню.
Летом эти твари пасутся на улице, а с холодами перебираются к нам в храм. Собираются под куполом, образуя сверху отвратительные чёрного цвета пятна неправильной формы.
Зина, наша староста, периодически мух травит, потому утром, приходя на службу, перед нами предстаёт кафельный пол, точно ковром, усланный множеством малых чёрных комочков. Наши верющие вооружаются вениками и метут.
Мухи падают и во время службы. Одна из бабушек имеет багословение ненавязчиво, чтобы не отвлекать народ от молитвы, сметать маленькие трупики с солеи. Особенно с неё, иначе служить трудно. Очень уж противно.
У тёти Раи утро начинается с собирания мух в алтаре. Несмотря на возраст делает она это сноровисто, и как мне кажется, с удовольствием.
Я наблюдаю за её ловкими движениями:
- Мерзость. Да, тёть Рай?
- Не то слово.
- Представляешь, что вычитал. Был один такой странный художник по имени Сальвадор Дали. Так вот он, говорят, раздевался голым, и ждал когда его потное тело облепят мухи. Те бродили по нему во множестве, и каким-то образом вызывали у художника порыв к творчеству. Тот вскакивал, бежал к мольберту и творил очередной бесценный шедевр.
- Ишь ты. - Качает головой тётя Рая, и тут же вспоминает: - Мы с Лёней расписались в начале шестидесятых. Он как раз вернулся со срочной службы в морфлоте. А служил он в спасателях. Много чего рассказывал, но самое страшное, по его словам, было поднимать на верх тела моряков, погибших на подводной лодке. Лодка лопнула и много ребят потонуло.
Домой вернулся и думал, что страшнее чем пришлось повидать, не увидит. А у нас в деревне, значит, что получилось. Парнишка утонул. Его долго искали и никак не могли найти. Потом всплыл-таки, но тело дюже попортилось и было поедено рыбами. На труп накинули кусок старой сетки и подтощив к берегу затолкали в мешок. так в мешке его потом и хоронили.
И вот уже на кладбище, когда гроб опустили в могилу, кто-то и говорит:
- А нехорошо парнишку-то связанным хоронить, да ещё и в мешке. Надо бы чтоль хоть мешок разрезать. А то не по-людски это как-то.
Стали решать, кому лезть в могилу, открывать гроб и разрезать мешок. Все отказывались, а мой Лёня вдруг согласился. Налили ему, значит, стакан водки. Он обвязался верёвкой, взял ножик, опрокинул стакан и прыгнул вниз. Сверху за верёвку держался дружок его Вовка. Мы все отошли от края могилы, кроме мамки, конечно.
Сперва было слышно как Лёня кряхтел и матерился. Потом раздался звук разрезаемой плотной ткани и немедленно принялся распространяться лёгкий тошнотворный запох гниющего покойника. И вдруг, точно небо заволокло. Над нами появилось облако больших чёрных мух. Откуда они появились, я не знаю. Только было их ужасно много. Чёрная туча обрушилась в могилу и мы услышали как закричал Лёня:
- Тащите меня!
Вот уж, батюшка, что я увидала, так увидала. Лёня весь от макушки до ботинок покрылся мухами. Лицо, щёки, губы... весь. Вылез из могилы и так с криком по кладбищу и побежал. Страсть-то какая, не передать! Ему тут же ещё один стакан налили, он его точно воду без закуски и выпил.
С тех пор Лёня на пОминках, куда бы не приходили к еде не прикасался. Никогда. Стакан выпьет, хлебом занюхает и уходил.
А так чтобы мухи и в удовольствие. Нет, батюшка, такого не помню.