Последняя весна. Подмигиванье луж...
Мол, братец, не тужи, тебя здесь не убудет,
И в наготе ветвей тебя узнают люди,
Там тысяча живет твоих бессмертных душ!
Но Родина меня сдирает, точно струп,
И я не кровь уже, я корочка сухая,
Уводят от меня мою Москву-сестру,
И рук ее огонь корит, не затихая.
Сломают карандаш о миллионы граф,
Гражданский генный код сотрут при дешифровке.
Кто братом назовет бредущего по бровке,
Когда на дольний зов торопится гора?
Она, как шустрый танк, броню свою храня,
Туда стремится, где в сплошном сияньи дня,
Отменят зоопарк, раздвинут выходные,
Получат ордена знакомые, родные,
И там, за молоком, помянут ли меня?
Ложится приговор по манию суда:
Подушку подпалить иль подпилить сосульку,
Но в кухне кран шепнет, обмолвится вода,
И "Кельн" произнесет, а может "Акапулько".
Уронит ли карниз подтаявшую кладь,
Или сведет с ума бессонница простая,
Любую благодать не надо вынимать,
Она сама в тебе со временем растает.
Высокий кабинет уронит дивный трап,
И побежит Москва широкими кругами,
И некуда смотреть, и мне идти пора,
Терзая немоту горячими руками.
***
На Страстной, 1988
Осенний теплый дождь. Игрушечная ночь.
Так просто воровство шарманочного вальса.
И женщины страшней, Москва зовет,
Останься,
Мой ласковый асфальт готов тебе помочь!
Дороги влажный звон да кровяной прибой,
Терпенье нищеты у песенки в неволе,
А Гамлет - адвокат витийствует, доколе
Не станет ни тебя, ни тверди под тобой.
Что толку небеса разглядывать впросвет,
Какой дракон сокрыт спасительною медью!
Елеем и вином платить тысячелетью
От века обречен и схимник, и поэт.
Слова произносить, что горький грызть миндаль,
Или - зевай до слез на ложе безопасном...
Но в каждом камне - хлеб, хоть кажется соблазном
Держать его в руке, не вглядываясь в даль...
***
Аксельбанты, кони, Петербурги
Нищий скарб цыганского узла...
Только треск небесной штукатурки
Мне сегодня память принесла.
Куришь века горькие окурки,
Прислонясь к оконному кресту:
Только треск небесной штукатурки,
Да сердец тюремный перестук.
***
Мои прошедшие года
Следы на наледи и пыли
И я их помню не всегда
Да и они меня забыли
В ладу с науками числа
Из века в век грядет планета
На ней я лодка без весла
Или патрон без пистолета
А прошлое пережито
И будущее неизвестно
Людей и судеб решето
Ночь путана и многозвездна
И если жизнь напылена
Через скупое это сито
Да будет прошлое забыто
Пади на память пелена
***
Блажен, кто в мире одинок
В лесу, тюрьме, толпе и парке
Ему подбрасывает Бог
Тайком бесценные подарки
Темна, назойлива судьба
Но тело больше не темница
А жизнь – затеряна, слаба,
Жива, и вечно будет длиться
Всему привычен тихий взор
Сквозь бездну пролетает к бездне
Не замечает зла в упор
Ему ни смерти, ни болезни
За некой гранью не страшны
Ему ни слава, ни забвенье,
И тьма пустующей мошны
И тьма сокровищ – во спасенье
***
Осадок воздуха, досадная оса!
Твоя мне чёрная досталась полоса,
Твои глаза достались, жало злое,
Но крылий нет, - чужда мне бирюза.
Юдоль красот, сплошные корневища
И в танце красок павшая листва...
Но я кричу,
- Не здесь мое жилище,
Я по природе нем, я просто нищий,
Как хлеб нужна пустая синева!
Болтлив и пьян, стругаю истукан.
Подвинь стакан, полна еще посуда!
Вчерашнего краюха пересуда
Да ужаса всегдашнего ломоть...
И здесь - душа, и здесь скисает плоть,
Дневная тьма и вечный зов ОТТУДА...