Originally posted by

Тридцать лет назад в Тбилиси внезапно умер приехавший из Москвы к друзьям-писателям поэт Леонид Темин. Грузинские стихотворцы многим ему обязаны: в последние годы он много и вдохновенно переводил их на русский. Он не знал грузинского, это были подстрочники, но и Пастернак, и Заболоцкий, и Евтушенко тоже ими пользовались, создавая вполне адекватные переложения, ставшие частью русской культуры.
В одном из стихов Темин мимоходом обронил: "Мне б хватило и полсотни лет". Это оказалось пророчеством: он ушел в день своего рождения, когда ему стукнуло полвека.
И похоронили его в Тбилиси, на кладбище Мухатгверди, на полдороге к Мцхете, на высоком, обдуваемом ветрами месте у самого обрыва, с которого открывается величественный вид на грузинские святыни Светицховели и Джвари.
Говорят, чтобы "пробить" место захоронения, дошли до Шеварднадзе. Что ж, спасибо Эдуарду Амвросиевичу. Это ему точно зачтется.
Будучи студентом, как-то я зашел к Темину. Он жил тогда на Стрельбищенском переулке возле Ваганьковского. Бегала по квартире маленькая дочь Маша, Темин трогательно вытирал ей попку.
Заскочила на минутку ураганная Юнна Мориц. Я подслушал с кухни, как она пеняла Лене: - Не лень тебе возиться с этими сопляками? Леня руководил нашим университетским литобъединением "Радуга" (тогда это слово никаких двусмысленных коннотаций не имело).
А ему действительно было не лень. Мы раскрыв рот слушали, как он раскладывал по косточкам наши, как он говорил, первые стихотворные "вяки" (напомнив стих Маршака: "И если кричать ты не можешь "Хрю-хрю!",//Визжи не стесняясь : "И-и-и"!), сыпал наизусть строчками великих и не очень (память на стихи имел феноменальную). Позже, когда жил уже, тяжело больной, со сломанной шейкой бедра и хронической бессонницей, на Краснобогатырской, я бывал у него, и мы развлекались тем, что кто-то декламировал строчку, а другой продолжал, например:
Он: Мне хочется домой, в огромность...
Я: ...Квартиры, наводящей грусть... И так далее.
Заходила из другой комнаты жена Марина (про нее автор "Факультета ненужных вещей" Юрий Домбровский сказал, что у Лени жена - монашка, и его собеседник Феликс Светов удивлялся, как это может быть, если она - жена).
По образованию физик, она ударилась в религию, истово молилась, ходила по квартире, распевая псалмы. Это передалось и дочери Маше, она, если не ошибаюсь, сейчас служит в благотворительной православной миссии в Израиле.
Лет восемь назад я прилетел в Тбилиси, где живет Котэ Хачидзе, с которым мы работали в Анголе в 81-82 году, и мы поехали разыскивать могилу. Тогда я не знал, где она. Мы объехали несколько кладбищ, Мухатгверди было последним. Зашли в конторку. К счастью, там был смотритель, мы нашли книгу регистрации за 1983-й год, и там увидели искомую запись. Страницы книги обгорели, но запись читалась. Бурные события, связанные с борьбой за власть между сторонниками Гамсахурдиа и его противниками, не обошли и мирное кладбище.
Но Леня Темин был уже далек от мира сего.
Ю. Ряшенцев о Л. Темине
Я не знаю людей, которые бы так выразили свое время, как он. Прежде всего, невероятным образом жизни, присущим именно этим людям, больше таких никогда не будет. Я не знаю поколения, которое жило бы в таких жутких условиях и при этом оставалось таким веселым. У Леньки были две стадии - или страдания, чисто физические, или ликование. Как только он переставал страдать, он тут же начинал ликовать.
Это поразительное качество. Он ликовал везде, подвиги, которые он совершал, как только он выходил из состояния физической боли, у всех, наверно, в памяти. А у кого не в памяти - тому и не надо. Мы-то их знали. Он был человек раблезианского, богатырского - оптимизма не хочу говорить, это плохо - не оптимизма, а жизнелюбия.
Но было еще одно замечательное качество. Я не знаю другого поэта, обладающего таким, как он, дарованием и возможностями, который бы любил чужие стихи больше, чем свои.
"Там жили поэты, и каждый встречал
Другого надменной улыбкой" -
это совершенно не про него. Он был человеком, для которого были гораздо большей радостью чужие стихи, чем свои - он начинал с ними носиться как со строчками, которые вот только что… И при этом сам был застенчив - хотя Леня вообще-то не очень застенчив - когда ему хотелось что-нибудь прочесть, как будто он кому-то неприятность какую-то делал, хотя мы этого очень ждали… У него был порок, благородный порок, поэтически он был ленив со словом…
