Башни-близнецы и до 11 сентября много раз пытались взорвать, и слухи всякие распускали о том, что судят владельцев за систему вентиляции в которой скопились канцерогенные вещества, а вычистить ее нет никакой возможности. Один раз даже грузовик со взрывчаткой в подземном гараже взорвали, но башням-близнецами это было как слону дробина. Прочная была конструкция, грузовик тротила выдержала. Но 11 сентября они ее все таки достали.

Очень много людей тогда погибло. Очень. Все столбы в Нью-Йорке были увешаны записками людей, разыскивавших своих близких. Как в фильмах о Дрездене после бомбежки в 1945 году. Тысячи, и тысячи и тысячи. По моему намного больше чем было объявлено. В башнях, между прочим, работало 50 тысяч человек, и что-то я не заметил, чтобы там очень много людей успели вывести.
Хотя я конечно был в шоке. Учет количества погибших велся как-то не так?. Кто-ж проверит?! Истинное количество погибших знает только государство. Страшное дело, я вам скажу, произошло. Совершенно какое-то ...метаисторическое.

Одиннадцатого сентября в 8:30 утра у меня по работе была назначена встреча в южной башне с одним моим знакомым, который работал в сан-микросистемс кажется на 25 этаже южной башни всемирного торгового центра. Это встреча сулила много чего и стала наверное моей последней попыткой надеть деловой костюм в соответствии с дресс-кодом корпоративной Америки. Я провозился с подготовкой этого костюма до часу ночи, но, несмотря на это, посреди ночи проснулся от кошмара, в котором какие-то люди с замотанными арафатками лицами гонялись за мной в проходных дворах Козихинского переулка. Обычно сны куда-то пропадают минут через 5, но этот сон, закрыв глаза, я могу увидеть до сих пор. После того как мне удалось от них удрать, я выскочил на Тверской бульвар в районе театра Пушкина и, облившись холодным потом, увидел надвигающуюся на меня белую, клубящуюся стену идущую от Пушкинской площади. Проснувшись, я, мучимый жаждой рассказать кому-нибудь этот сон, бросился звонить своему другу в Москву и проговорил с ним 2 часа.

Заснул я под утро, и конечно проспал, и поэтому услышал взрыв от первого самолета и наблюдал языки пламени и дым из первой башни не с 25 этажа, а из вестибюля второй башни у лифта. В каждой из башен работало 20 тысяч человек и еще 10 тысяч посетителей каждый день. Первый самолет врезался без четверти 9, и в это время половина народа была еще внизу, ожидая лифтов. Но все думали, что это несчастный случай и из второго здания никто уходить не стал. Все собрались у окон и смотрели как завороженные. А многие сели в лифт и поехали на работу.

Поняв, что мое интервью не состоится, я вышел на улицу и, не отводя глаз от этого поистине апокалипсического зрелища, успел пересечь площадь, когда я увидел как по второму зданию скользнула тень, раздался взрыв, и полетели какие-то обломки. Дальше я плохо помню что было, но я оказался на Чёрч авеню на приличном удалении, наверное метрах в трехстах от башен, а мой шикарный деловой костюм оказался разорванным в клочья на разбитых в кровь коленях. Помню рядом со мной оказались пожарник огромного роста и китаец - продавец сосисок, которые у него в бешеных темпах раскупали люди с застывшими от ужаса лицами.

События такого масштаба человеческий разум вместить не может. Я видел, как прыгали из окон люди, спасаясь от огня. Почему-то никто не кричал. Я нагнулся, что бы прикурить у пожарника и сказал «This is a war”. Наши взгляды пересеклись и он, как будто проснувшись, совершенно спокойно сказал: «Oh yeah, this Is a war!” Мы явно оба подумали о том, как нашу жизнь переменит эта война, и какая это будет война. И в этот момент раздался истерический женский визг и крик множества людей. Я посмотрел вверх и увидел как антенны на крыше второго здания начали медленно двигаться вниз. Вранье, что там что-то взорвалось. Было ясно видно, что в месте пожара расплавились несущие конструкции и верхняя часть над пожаром как молотом разбивала этаж за этажом. Именно поэтому вторая башня и упала очень быстро - самолет влетел в нее довольно низко и конструкции не выдержали тяжести этажей выше пожара. А первая, в которую самолет врезался почти у самой крыши, горела довольно долго. И мне показалось, что я на самом верху увидел человека в первой башне, который стол у окна и смотрел, как падает вторая. И даже когда все заволокло дымом, я все равно видел его лицо и ладони на стекле. А я стоял внизу и слышал стук, когда эта махина ударяла по очередному этажу - дум,дум.дум, дум. Я стоял, слушал и думал - это хруст человеческих костей.

А потом я увидел белую стену, которую я видел ночью во сне. И почувствовал, что я в ужасе бегу куда-то, но бегущий рядом пожарник, у которого я прикуривал, схватил меня за руку и втолкнул в какой-то подъезд. И там мы порвали мою майку и смочили ее водой и намотали на лица как маски. И тогда я пришел в себя и понял, что мы остались в живых. И мы пошли на улицу и стали вылавливать бродящих во мгле людей и отводить их в этот подъезд, где воздух был почище и была вода.

Я долго избегал ходить туда, хотя это место нельзя миновать когда едешь в Нью Джерси. И когда я там все-таки оказывался, то ничего не чувствовал. Но настроение все равно портилось. Это чертовски неприятно, когда ты ничего не чувствуешь. Только недавно на литургии, организованной на этом месте в память о маленькой греческой церкви, заваленной обломками падающих башен, я перестал прятать от себя эти воспоминания. И я вспомнил как я шел домой пешком и мои волосы были покрыты какой-гадостью, осевшей на них из воздуха, и как пришлось потом их состригать самому, когда выяснилось, что парикмахерские ножницы их не берут.

Я записал эту литургию на мобильник, перемешал с Интернет-клипами на эту тему и сделал из этой смеси фильм, вспомнив, как мосты были заполнены сплошным людским потоком, и казалось, что люди уходят из этого города навсегда. А потом я попал в одно из тех действительно роковых для меня мест, где напротив, через Гудзон, в Нью Джерси стоит очень странный памятник польским офицерам, погибшим в 1939 году, куда меня отвезли на следующий день вместе с теми, кто сильно надышался горелого пластика. И только там я вспомнил как падали башни и человек стоял на самом верху северной башни и смотрел не на их падение, а мне в глаза, смотрел в упор, прижав ладони к стеклу. А я отвел глаза и оказался на постаменте этого памятника с Библией в руках, которая открылась на стихах о Вавилонской блуднице, оказавшейся городом у моря.

И сейчас через много лет это место неизменно возвращает меня туда, то ли на Тверской бульвар, то ли на Чёрч авенью, где двигалась эта белая стена, поглощавшая на своем пути все - дома, людей, солнце, ВСЕ. Именно там у подножия дурацкого памятника, где я на следующий день сдавал кровь, я осознал наконец все, что произошло тогда, начиная с моего звонка в Москву, и кончая сосиской. которую я съел за секунду до того как начала падать южная башня. То, что произошло после этого, я не сумел понять до сих пор. Интересно, что было бы если б я не увидел этот сон?

Первый вариант